Утраченное сокровище - Страница 6

– Моя сестра была в вас влюблена. Она думала, что станет вашей женой, ведь вы подарили ей фамильную драгоценность. И вы еще пытаетесь убедить меня: в том, что нельзя судить по первому впечатлению? – Энджи вскочила со стула; внутри у нее все кипело от гнева. – Позвольте сказать вам, первое впечатление зачастую оказывается верным.

– Бриллиант не принадлежал вашей сестре. – В голосе Никоса слышалась угроза.

Кажется, тигр выпустил когти.

– Однако она носила его и была в вас влюблена. Факты говорят сами за себя, вы так не считаете?

Очевидно, его терпение лопнуло, потому что он разразился потоком ругательств на греческом. Кажется, изучая мою биографию, он упустил тот факт, что я владею его родным языком, самодовольно подумала Энджи. По крайней мере, он способен хоть что-то чувствовать, пусть даже гнев и разочарование.

Опершись обеими ладонями о стол, Никос пронзил ее взглядом.

– Вы должны понимать – этот бриллиант имеет огромное значение для моей семьи!

– А вы должны понимать, что смерть моей сестры имеет огромное значение для меня. – Энджи посмотрела на него блестящими от слез глазами. – Вы не заметили, что между нами есть одно существенное отличие, мистер Кириакос? Для вас важнее всего вещи, для меня – люди. Да, я исследую античные артефакты, но они рассказывают нам многое о людях, об их жизненном укладе – точно так же, как желание вернуть бриллиант говорит многое о вас. Вначале я думала, вы приехали в Англию для того, чтобы принести мне свои извинения, но теперь знаю – вы просто хотите вернуть пропавшую собственность.

От его ледяного равнодушия не осталось и следа. Глаза Никоса сверкали от ярости. Он походил на вулкан, готовый к извержению, и оставаться рядом с ним было неблагоразумно.

Дрожа всем телом, Энджи взяла свою сумочку и направилась к двери.

– Спасибо вам за то, что побеспокоились и лично навестили меня, мистер Кириакос. Это был очень полезный разговор.

Когда Энджи вошла в дом, там царила тишина. Одного взгляда на пустую бутылку из-под шерри было достаточно, чтобы понять, как ее мать провела день. Скорее всего, она сейчас спала под действием алкоголя.

Утомленная разговором с Никосом, девушка сняла промокший под дождем пиджак и полезла на чердак, где ее мать хранила чемодан, который ей вернули из Греции.

Чемодан, в котором лежат вещи моей сестры…

Чердак был заставлен старой мебелью и пыльными коробками, но среди всего этого барахла Энджи сразу же заметила чемодан Тиффани. Когда ее рука коснулась замочка молнии, сердце пронзила острая боль. Ее мать никогда не открывала этот чемодан, и Энджи не винила ее.

Ей вспомнился миф о Пандоре, которой не велели ни при каких обстоятельствах открывать ящик. Однако искушение было слишком велико, и Пандора освободила темные силы. Энджи закусила губу.

Окажется ли внутри нечто, что заставит меня пожалеть о моем решении? Изменит ли оно мою жизнь?

Подгоняемая любопытством, Энджи глубоко вдохнула и открыла чемодан. Первое, что она увидела под крышкой – кусок блестящей ткани, покрывавший содержимое чемодана. Это было так характерно для Тиффани… На губах Энджи появилась слабая улыбка. Засунув руку под ткань, она достала сумочку сестры. Она была вся в пятнах, и Энджи похолодела: наверное, сестра держала ее в руках, когда упала. Запретив себе думать о происхождении этих пятен, Энджи осторожно начала доставать из чемодана одежду. Вдруг ее рука замерла в воздухе.

Он лежал на дне чемодана и переливался в последних солнечных лучах, проникающих сквозь маленькое чердачное окошко. Энджи затаила дыхание. Даже не разбираясь в бриллиантах, она поняла, что и сам камень, и оправа были более чем изысканными.

Словно зачарованная, она опустила руку и, достав из чемодана подвеску, почувствовала на своей ладони тяжесть камня.

Ее глаза наполнились слезами. Сердце пронзила такая острая боль, что она едва могла дышать.

Сестра носила это в последний день своей жизни. Подвеска висела у нее на шее, касалась ее кожи, была частью ее…

– Мне так тебя не хватает, Тифф, – прошептала Энджи и вздрогнула, услышав у себя за спиной голос матери:

– Что это?

Прокашлявшись и вытерев слезы, Энджи обернулась. Ее мать уставилась на бриллиант с воодушевлением, какого не проявляла уже в течение долгих месяцев.

– Эта подвеска принадлежит семье Кириакос, – сказала Энджи, захлопнув свободной рукой чемодан, чтобы мать не увидела остальные вещи Тиффани. – Я не собиралась тебе об этом рассказывать, но сегодня ко мне приходил Никос Кириакос и просил ее вернуть. Она была у Тиффани на шее тем вечером.

– Это же бриллиант Брандизи!

Энджи изумленно уставилась на мать.

– Откуда тебе про него известно?

– Я видела его на шее жены Аристотеля Кириакоса. Ее зовут Элени, если я не ошибаюсь. Она редко носила камень из-за его ценности.

А он все эти шесть месяцев пролежал у них на чердаке! При этой мысли Энджи сделалось дурно. Что, если бы их ограбили? Впрочем, ни один грабитель не ожидал бы найти один из самых известных и дорогих бриллиантов в мире на чердаке дома строчной застройки в северной части Лондона. Энджи едва удержалась от смеха.

– Итак… – Она накрыла камень рукой, не в силах положить его обратно. Он словно связывал ее с покойной сестрой. – Мне придется вернуть его семье Кириакос. – Она сказала это не столько матери, сколько самой себе. Было глупо расчувствоваться при виде камня, который в действительности не принадлежал ее сестре.

Но ей не хотелось его отдавать. У них так мало осталось от Тиффани. Подвеска была последней вещью, которую она надевала… ее частью.